Белый экстаз - Страница 3

К оглавлению

3

Правда, она не успела кончить. Ее прервали. Она умерла. Но ведь это только деталь. Вслед за одной Софи придет другая, — и из той навозной жижи, по которой первая тащила своего грузного спутника, она, может быть, вылепит бога.

Нет… И этим, увы, не разрешится проблема белого экстаза. Нет искусства, и нет даже вообще искания красоты без единой хотя бы минуты торжества. Искусство всегда эгоистично, — и оно радуется самой живой и непосредственной радостью. Итак, осталась одна неразрешимость муки.

Социальный инстинкт требует от нас самоотречения, а совесть учит человека не уклоняться от страдания, чтобы оно не придавило соседа, пав на него двойной тяжестью.

Нет страдания великого и малого, достойного и недостойного, умного и неумного. Все страдания равно справедливы и священны.

Но если вольное страдание сознательно бесцельно, если оно ничего не ждет ни для себя, ни для других и ничего не выкупает, если оно просто страданье, оно удел только избранных.

И только избранные умирают молча, в одиноком изумлении.

Комментарии

Впервые: 2 КО, с. 33–41. Автограф: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 150–151. Ед. хр. 149 не имеет существенных разночтений с опубликованным текстом статьи. Печатается по тексту книги.

Цитаты проверены по изд.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч.: В 9-ти т. СПб., 1884, т. 7.

notes

1

Фустов — персонаж из рассказа «Несчастная».

2

Сусанна — см. прим. 16 к кн. «Символы красоты у русских писателей».

3

Видел же Кропоткин на выходе героиню «Дыма»… — Анненский имеет в виду эпизод, рассказанный П. А. Кропоткиным (1842–1921) в его книге «Записки революционера» (Лондон, 1902): «…об отношениях императора к княжне N. [Долгорукой. — И. П.], которую Тургенев так хорошо обрисовал в „Дыме“ под именем Ирины, — во дворце говорили еще более открыто, чем в петербургских салонах. Раз, когда мы вошли в комнату, где переодевались всегда, — нам сообщили, что „княжна N. сегодня получила отставку, на этот раз полную“. Полчаса спустя я увидел княжну N. Она явилась в церковь с распухшими от слез глазами. Все время службы она глотала слезы. Остальные дамы держались поодаль от несчастной, как бы для того, чтобы ее лучше видели. Прислуга уже вся знала про событие и обсуждала его на свой собственный лад. Было нечто отвратительное в толках этих людей, которые за день до того пресмыкались перед этой самой дамой» (глава «Пажеский корпус», с. 135–136).

4

Я не осуждал ее… видели свое призвание. — В третьем случае курсив принадлежит Тургеневу.

3